Шрифт:
Закладка:
И сам Кормунд.
Какой же он старик? Волосы у него побелели, но борода все еще оставалась рыжей. Стать, ширина плеч, мощь рук — такой может еще раз жениться и ворох детишек заделать перед тем, как сляжет в землю.
— Наконец-то пришел. Третий день жду, — буркнул кузнец.
— Да я…
— Ничего. Видишь, сколько снега навалило. Ты пока расчисти двор, а я… — он не договорил.
Я пожал плечами, повесил плащ на частокол, взял лопату возле дома и начал убирать снег. Благо, он еще не лежалый, оттепелей не было. Хотя этому семирунному тут работы и вовсе на один мах.
Семирунный кузнец — это хорошо. Как раз для меня. Карл не скует оружие для будущего хускарла. Карл не работает с костями тварей. Хельт бы взял слишком дорого за работу. А вот семь рун — то, что надо.
— Значит, топор нужен?
Вопрос застал меня врасплох. Да откуда Кормунд все знает? Может, и правда, ему духи нашептали?
— Да. Мой первый раскололся. Сейчас секира, но мне не подходит. Да и маловата она уже стала.
— А осколки от первого остались?
— Нет.
— Плохо. На будущее знай: коли оружие тебе хорошо послужило, надо взять от него железо и вплавить в новое. Так и признает тебя быстрее, и слушаться будет лучше.
Помолчал.
Я продолжал сгребать снег и выкидывать его за ограду.
— Бук для топорища не пойдет. Тебе много по морям ходить придется, а бук воду любит, в себя забирает. Ясень хорош. Прочный, твердый, хорошо держит удар. Но лучше взять дуб. Дуб воды не боится, но и не впитывает. Дуб силен и гибок. А еще он тяжел. Как раз для будущего хускарла. Есть у меня подходящий брус. Просохший, отлежавшийся, звонкий, как бодран. Так и поет под пальцами.
А ведь вроде у Кормунда все пальцы целые. Так откуда он все знает?
— Есть у меня и железо. Да только сырое оно, бестолковое. Тяжелое, хрупкое. Треснет как твой старый топор.
Я закончил чистку двора, вплоть до травы все выскреб.
— Ты вот что… Пригони мне десяток гусей, да пожирнее.
— Мне бы железо с костями тварей, а не гусей, — робко заметил я.
— Кости тварей, говоришь? Есть у меня такие. Значит, ты хочешь тварей убивать? Не с людьми сражаться?
— Если придется, то и с людьми.
— А то может, раба мне приведешь? Его кости тоже подойдут.
— Ты, старик, говори да не заговаривайся. Зачем мне в топоре плоть безрунных? Мне слабых убивать не надобно, а сильных таким оружием не убьешь.
Рассмеялся Кормунд, поднялся с лавки и подошел ко мне.
— Что ж, выкую тебе топор. Сильный, крепкий. До десятой руны сможешь носить и не жаловаться. Поначалу тяжеловат покажется, но это потому что на вырост делаю. А уж сладишь с ним или нет — твое дело.
Я кивнул, хотел было спросить об оплате, как кузнец сказал:
— Быстро не жди. Гусей приведешь, и до весны можешь не возвращаться. Монету свою припрячь, с собой не таскай. Я возьму половину от нее.
— А…
— Иди!
Делать нечего. Я развернулся и пошел обратно, чувствуя себя облапошенным. Вот вроде бы обмануть он меня никак не мог, ведь я даже задаток не отдал. Самое страшное — я останусь без топора. Печально, но терпимо. Кузнец может помереть, заболеть, спиться или уехать. Хотя куда он уедет зимой?
Так что я решил не забивать себе голову, пригнать гусей и ждать до весны.
Глава 2
Потянуло дымом, и постепенно холодный воздух начал прогреваться. Я откинул теплое одеяло, сел на лавке и потянулся. Ньордова жена разожгла огонь и уже пекла свежие лепешки на камнях. Она любила повторять, что зимой нужно начинать день с горячей еды, чтобы живот потом грел тело до вечера.
Вошел старик с новыми полешками, и вслед за парами мороза в дом ворвались детские крики:
— Лед встал! Лед встал!
Я натянул шерстяную толстую рубаху, подсел к столу.
— А что такого в том, что лед встал?
— Это значит, — заулыбалась старуха, — что еще седьмица-другая, и можно будет играть в кнаттлейк.
— Так в него можно и сейчас играть. Вон, каждый день вижу, как мальчишки машут битами.
— Мальчишки — это баловство. Как лед на фьорде окрепнет, будет турнир. Да не какой-то там! Даже конунг приходит посмотреть. В прошлом году его сын сам участвовал.
Я макнул лепешку в растопленный жир, откусил и ощутил, как горячая масса проскользнула прямо в желудок.
У нас в Сторбаше людей не так много, как в Хандельсби. Совсем немного. Чуть побольше деревни. Мы не могли собрать даже четыре команды, потому играли и двое на двое, и трое на трое. Как придется. Мы с Дагом против близнецов! Но после получения первой руны я так и не играл в кнаттлейк.
— А сколько у вас человек в команде? Сколько команд?
— Ну, милок, смотря где, — отозвалась старуха, разливая исходящий паром ягодный отвар. — Больше всего команд в турнире между молодыми. Там неважно, какая у тебя руна, главное, чтобы было меньше двадцати лет. Сколько в прошлом году было команд?
— Восемнадцать! — сказал Ньорд. — Восемнадцать команд.
— А еще есть турнир между карлами старше двадцати лет, между хускарлами и даже между хельтами.
— Тут есть турнир между хельтами? — я аж подавился. — Прям настоящими хельтами?
— Да! Это же Хандельсби, — с гордостью ответила старуха. — Правда, там всего три команды и по два человека. В городе больше хельтов, но не все хотят играть.
— Вот бы посмотреть на их игру! А, Тулле? — воскликнул я.
— Так вперед! — рассмеялся старик. — Весь город соберется там. Хотя на хельтов мало кто остается. Уж больно тяжело смотреть.
— Может, вы тоже сыграете? — предложила старуха. — У вас руны высокие, выше разве что у Рагнвальдссона и его окружения. Потом конунг устроит пир для всех игроков. Говорят, там заморские кушания.
— И вина! — добавил старик.
— Вина?
— Это такое заморское пиво, которое делают не из ячменя, а из каких-то ягод. Хендрикссон говорил, что вкуснее напитка в жизни не пивал.
— Хмм, а что? Тулле, ты как? Хочешь попробовать вино?
Друг помолчал, а потом спросил:
— А что получают победители? Есть ли у них обязанности? Или им дают дело?
Как всегда, Тулле думал наперед. Хотя чего ж тут думать? Побороться с кем-то — уже в радость. Всё не дома сидеть, на